Наблюдение за представлениями иностранцев о России
Как любой взгляд из вне, представления о стране людей, в этой стране не живущих, в чём-то необычны, в чём-то наивны, а в чём-то даже более объективны, чем взгляд на ту же страну изнутри. Вот несколько зарисовок.
С Марилин, её мужем Ги и её родителями Анной-Марией и Франсуа мы подружились на морском побережье Испании. Подружившись, на их машине осматривали побережье. Однажды, когда мы ехали по серпантину не очень высоких местных гор, Анна-Мария спросила меня, есть ли горы в России. Я удивилась: «Ну, Россия такая большая, что в ней есть абсолютно всё, любые ландшафты. Вы же наверняка слышали про Чечню?» Оказалось, что про Чечню они никогда не слышали. Надо признать, что мало кто из нас знает конкретные детали конфликтов в Квебеке или в Стране Басков. Но о существовании этих административных образований знают почти все.
Моих французских друзей невероятно удивил тот факт, что я слышала о таких «их» писателях как В. Гюго или А. Дюма. Надо сказать, что со всеми членами этой невероятно симпатичной семьи мне приходилось разговаривать на разных языках. С Марилин и Франсуа я разговаривала на французском, т. к. других языков они не знают. Но мой французский плох и беден, мне часто не хватает слов для выражения мысли – поэтому при первой возможности я перехожу на английский или немецкий. На английском я разговаривала с Ги, на немецком с Анной-Марией, которая в ранней юности жила в Лотарингии.
Иногда, когда я разговаривала со всеми четырьмя, я путалась и «включала» неактуальный язык. Марилин ворчала: «Ты опять говоришь не на том языке!» Однажды она спросила: «Все люди в России говорят на нескольких языках?» «Не менее, чем на шести, – пошутила я, – одна я говорю на трёх с половиной и очень стыжусь этого».
Ещё мои друзья считают, что зимой в России стоят трескучи морозы, они же знают из истории про 1812 год. Мои слова, что климат с тех пор изменился, не вызывают у них особого доверия. Они также полагают, что в России, выпив что-нибудь из фужера, его непременно нужно разбить – такая вот одноразовая посуда.
Моя немецкая подруга Эрика была уверена, что Россия – полицейское государство, что-то вроде Северной Кореи. В гостях у неё я рассказала, что недавно в Москве выступала в прямом эфире одной довольно оппозиционной радиостанции и не скрывала своих взглядов. Эрика посмотрела на меня с недоверием: «А как же ты здесь, а не в наручниках в тюрьме?»
Вообще наручники – любимый образ Эрики. Приехав ко мне в Москву, она выразила желание посетить Университет, где я преподаю. Я сказала, что идти легальным путём очень муторно, месяц придётся подписи собирать, но мы попробуем как-нибудь пройти. Эрика: «Ну да, а поймают, на меня наденут наручники – и в тюрьму». Я её успокоила: «В таком случае всё прогрессивное человечество будет бороться за твоё освобождение, ты выйдешь из тюрьмы, напишешь мемуары и станешь миллионершей». Возможно, мои слова Эрику вдохновили, и она без всякого страха прошла ко мне на работу. К счастью, в ближайшем будущем миллионы за тюремные мемуары ей не светят.
А вот про объективность взгляда из вне. В марте 2010 года мы с подругой ехали на поезде из Баден-Баден в Базель. По дороге очень разговорчивая немецкая бабушка зашла в поезд и села напротив нас. Оказалось, что старушка купила годовой абонемент в музеи Базеля и не реже раза в неделю посещает один из них. «А почему Вы одна, а не с подружками?», – спросила моя приятельница. Бабушка грустно улыбнулась: «Моя дорогая, мне 75 лет, и все мои подружки уже умерли». Узнав, что мы из Москвы, она заметила: «Но в Москве очень опасно жить!» Мы начали убеждать её, что это не так, а она смотрела на нас с какой-то жалостью… На следующий день после нашего возвращения в Москву произошли взрывы сразу на двух станциях метро – и мы вспомнили немецкую «бабку-пророчицу».
И наконец, два забавных курьёза. Пожилой индонезиец спросил: «Вы из Москвы? Романа Абрамовича знаете?» «Каждый день ходим в одну и ту же булочную», – ответила я. Старик посмотрел на меня с уважением. «А если серьёзно, – улыбнулась я, – поспрашивайте лучше лондонцев, у них больше шансов встретить Романа». А ещё несколько лет назад в Берлине пожилой немец, с которым я в ожидании своих друзей проболтала около часа в городском парке, очень удивился: «Неужели Вы из России?! А ведь выглядите вполне по-европейски!» «А как же мне ещё выглядеть? – опешила я. – Ведь Россия находится в Европе, а не в Африке»
С Марилин, её мужем Ги и её родителями Анной-Марией и Франсуа мы подружились на морском побережье Испании. Подружившись, на их машине осматривали побережье. Однажды, когда мы ехали по серпантину не очень высоких местных гор, Анна-Мария спросила меня, есть ли горы в России. Я удивилась: «Ну, Россия такая большая, что в ней есть абсолютно всё, любые ландшафты. Вы же наверняка слышали про Чечню?» Оказалось, что про Чечню они никогда не слышали. Надо признать, что мало кто из нас знает конкретные детали конфликтов в Квебеке или в Стране Басков. Но о существовании этих административных образований знают почти все.
Моих французских друзей невероятно удивил тот факт, что я слышала о таких «их» писателях как В. Гюго или А. Дюма. Надо сказать, что со всеми членами этой невероятно симпатичной семьи мне приходилось разговаривать на разных языках. С Марилин и Франсуа я разговаривала на французском, т. к. других языков они не знают. Но мой французский плох и беден, мне часто не хватает слов для выражения мысли – поэтому при первой возможности я перехожу на английский или немецкий. На английском я разговаривала с Ги, на немецком с Анной-Марией, которая в ранней юности жила в Лотарингии.
Иногда, когда я разговаривала со всеми четырьмя, я путалась и «включала» неактуальный язык. Марилин ворчала: «Ты опять говоришь не на том языке!» Однажды она спросила: «Все люди в России говорят на нескольких языках?» «Не менее, чем на шести, – пошутила я, – одна я говорю на трёх с половиной и очень стыжусь этого».
Ещё мои друзья считают, что зимой в России стоят трескучи морозы, они же знают из истории про 1812 год. Мои слова, что климат с тех пор изменился, не вызывают у них особого доверия. Они также полагают, что в России, выпив что-нибудь из фужера, его непременно нужно разбить – такая вот одноразовая посуда.
Моя немецкая подруга Эрика была уверена, что Россия – полицейское государство, что-то вроде Северной Кореи. В гостях у неё я рассказала, что недавно в Москве выступала в прямом эфире одной довольно оппозиционной радиостанции и не скрывала своих взглядов. Эрика посмотрела на меня с недоверием: «А как же ты здесь, а не в наручниках в тюрьме?»
Вообще наручники – любимый образ Эрики. Приехав ко мне в Москву, она выразила желание посетить Университет, где я преподаю. Я сказала, что идти легальным путём очень муторно, месяц придётся подписи собирать, но мы попробуем как-нибудь пройти. Эрика: «Ну да, а поймают, на меня наденут наручники – и в тюрьму». Я её успокоила: «В таком случае всё прогрессивное человечество будет бороться за твоё освобождение, ты выйдешь из тюрьмы, напишешь мемуары и станешь миллионершей». Возможно, мои слова Эрику вдохновили, и она без всякого страха прошла ко мне на работу. К счастью, в ближайшем будущем миллионы за тюремные мемуары ей не светят.
А вот про объективность взгляда из вне. В марте 2010 года мы с подругой ехали на поезде из Баден-Баден в Базель. По дороге очень разговорчивая немецкая бабушка зашла в поезд и села напротив нас. Оказалось, что старушка купила годовой абонемент в музеи Базеля и не реже раза в неделю посещает один из них. «А почему Вы одна, а не с подружками?», – спросила моя приятельница. Бабушка грустно улыбнулась: «Моя дорогая, мне 75 лет, и все мои подружки уже умерли». Узнав, что мы из Москвы, она заметила: «Но в Москве очень опасно жить!» Мы начали убеждать её, что это не так, а она смотрела на нас с какой-то жалостью… На следующий день после нашего возвращения в Москву произошли взрывы сразу на двух станциях метро – и мы вспомнили немецкую «бабку-пророчицу».
И наконец, два забавных курьёза. Пожилой индонезиец спросил: «Вы из Москвы? Романа Абрамовича знаете?» «Каждый день ходим в одну и ту же булочную», – ответила я. Старик посмотрел на меня с уважением. «А если серьёзно, – улыбнулась я, – поспрашивайте лучше лондонцев, у них больше шансов встретить Романа». А ещё несколько лет назад в Берлине пожилой немец, с которым я в ожидании своих друзей проболтала около часа в городском парке, очень удивился: «Неужели Вы из России?! А ведь выглядите вполне по-европейски!» «А как же мне ещё выглядеть? – опешила я. – Ведь Россия находится в Европе, а не в Африке»
Чтобы говорить и разъяснять иностранцам от имени россиян и России надо знать менталитет иностранцев. Но автор знаком с западным менталитетом очень поверхностно. Прожив 20 лет с глубоким «погружением» имею полное право это заявить. Только один пример: ну НЕЛЬЗЯ так шутить с иностранцами, как автор пошутила на предмет одной булочной с Абрамовичем. Иностранцы попросту «покупают» такие заявления, ибо они не столь тонки в искусстве иронии и скрытых подтекстов.
Мартинка, спасибо за Ваш комментарий, всегда приятно читать Ваши критические отзывы. Но знаете, все мои немецкие, французские и другие друзьяевропейцы юмор понимают и очень тонко чувствуют. Возможно, мне просто везёт с друзьми:) По поводу индонезийского же дедушки: даже если он понял мою шутку буквально, думаю, это не катастрофа:)))
Комментарии (6)
RSS свернуть / развернуть